Дневник элен 187 серия
Уж очень она приглянулась пареньку, что, конечно же, не понравилось его возлюбленной. Женщина воспринимается как некое место в про странстве: Эдип приходит к сфинксу, прозванному «поющей собакой». И он по-своему развивает формулу «Что она хочет? Episode 41 Вы остановились на 1 сезоне серии.
Episode 1 Episode 2 Episode 3 Episode 4 Episode 5 Episode 6 Episode 7 Episode 8 Episode 9 Episode 10 Episode 11 Episode 12 Episode 13 Episode 14 Episode 15 Episode 16 Episode 17 Episode 18 Episode 19 Episode 20 Episode 21 Episode 22 Episode 23 Episode 24 Episode 25 Episode 26 Episode 27 Episode 28 Episode 29 Episode 30 Episode 31 Episode 32 Episode 33 Episode 34 Episode 35 Episode 36 Episode 37 Episode 38 Episode 39 Главным персонажам придется непросто, ведь они из другой социальной прослойки населения и не привыкли к обыденной роскоши и понтам здешних школьников.
Молодым людям будет несладко: адаптироваться к обстановке практически нереально, поэтому нет ничего удивительного в том, что им предстоит столкнуться с рядом серьезных проблем. Каждый новый день - новое испытание. Отношения с одноклассниками не складываются, а проблемы в учебе могут повлиять на их нахождение в школе.
С другой стороны сюжета оказываются Макс и Сара, которые давно встречаются и думают о том, как дальше жить вместе. Однако их отношения ухудшаются, когда молодой человек знакомится с новенькой Элен.
Уж очень она приглянулась пареньку, что, конечно же, не понравилось его возлюбленной. В книге «Новорожденная» [4] я привожу историю, которая, по-моему, довольно красноречиво свидетельствует о месте женщины: сказку о Спящей красавице. Где искать нашу героиню? Наибольшая вероятность застать ее всегда в одном и том же месте — в постели. Она лежит в постели, спит в постели и, следуя логике слова, подстилается под мужчину [5]. Во всех историях женщину в итоге укладывают в постель: Спящая красавица поднимается с постели с помощью принца — женщина, видите ли, не в состоянии сама встать, требуется мужское вмешательство.
Мужчина поднимает ее с одной постели только для того, чтобы в конце концов уложить в свою: пробуждение вновь оказывается сказочным сном. Из одной постели — в другую: такова траектория. Скорее в постель, где можно предаться сладким грезам. Кьеркегор остроумно заметил, что в живописи и в литературе женщин очень часто изображают спящими. Женщина дремлет, и, как пишет Кьеркегор, сначала она становится предметом любовных грез, а затем сама грезит о любви. Из одних грез в другие, вечно подчиняясь чужим желаниям В некоторых сказках героиня встает, но ненадолго.
Например, в истории о маленькой Красной Шапочке — надеюсь, вы догадались, что речь идет о маленьком красном клиторе. Красная Шапочка пускается в приключения — малышка хочет слегка порезвиться, — она берет горшочек с медом и горшочек с маслом и отправляется в путь.
Любопытно, что эти горшочки девочке дает ее мать, которая и объясняет, куда идти, что, на мой взгляд, является чистейшим обманом, поскольку она задает очень ограниченный маршрут. Красная Шапочка должна выйти из одного дома дома матери не для того, чтобы посмотреть мир, а всего лишь чтобы попасть в другой дом, причем кратчайшей дорогой, т.
Другая мать — это бабушка, «Великая Мать» древних мифов если уж говорят «великие люди», то почему не сказать «великие матери»? А бабушки часто бывают злые, и, если малышке вздумается пошалить, злая бабушка ее поймает и накажет.
Так что уж лучше вовремя отнести горшочек меда и горшочек масла бабушке, которая на самом деле вовсе не бабушка, а Однако Красная Шапочка, несмотря на все наставления, все-таки сбивается с правильного пути и совершает то, что женщина не должна делать ни при каких обстоятельствах: она начинает исследовать заросли.
Она нарушает запрет, за что и расплачивается дорогой ценой: возвращаясь в постель, в чрево бабушки.
Ведь волк — это и есть бабушка, и все женщины узнают ее в злом Сером Волке. Мы всегда знаем, что в постели нас ждет злой Серый Волк! Его длинные зубы, страшные большие глаза и бабушкин чепец скрывают фрейдовское Сверх-Я, которое пугает всех женщин — Красных Шапочек, рискнувших самостоятельно исследовать свои заросли без разрешения психоаналитика. Итак, место нашей героини — между двумя домами, между двумя постелями, полюбуйтесь, вот она, распластанная, закованная в цепочки метафор.
Традиционно женщина и мужчина символически противопоставляются как луна и солнце, природа и культура, вогнутое и выпуклое, материя и форма, неподвижность и движение, инерция и прогресс. Мифология женщины — сосуд, земля, которую попирают мужчины. Образ мужчины — крепко стоящий на ногах, деятельный, работающий В оппозициях, организующих культурный универсум, отчетливо просматривается принижение женщины.
В принципе весь комплекс знаковых систем, описывающих культуру и общество — искусство, семья, язык, — короче, все что мы делаем и воспринимаем, — строится на иерархических оппозициях.
Изначально оппозиция — противопоставление внутри пары. Между членами пары всегда существует напряжение, идет борьба, даже война не на жизнь, а на смерть. Я подчеркиваю, что оппозиция — эта пара, и общество держится на семейных парах, пускай это всего лишь игра слов или только игра слов, а разве мир не только игра слов? Раз в основе всего — пара, значит, именно пару надо прежде всего деконструировать, если хочешь преобразовать культуру. Пару как пространство вражды, а также как структуру, требующую радикальной перестройки отношений между членами пары.
Для этого нужно уметь задавать «трудные вопросы», например: «Как представить себе принципиально иные отношения внутри пары? Ну что ж, надо поймать культуру на слове, как она нас ловит на слове, залавливает в сети языка. Мне кажется, что размышления о языке рано или поздно упираются в общественные отношения [7].
Человек рождается и живет в языке, язык говорит через нас и диктует нам свои законы, свое понимание жизни и смерти, навязывает свои склонения-спряжения, а вместе с ними и модель супружеских семейных отношений. Стоит открыть рот, как поневоле употребляешь глагол «быть», начинаешь доискиваться до «сути», задавать онтологические вопросы, а вся лексика философских рассуждений отражает дискурс мужского желания [8].
Возьмем элементарный вопрос: «Что это такое? Я говорю — мужского допроса — в том же смысле, как во фразе: «Такого-то допрашивали в полиции». Полицейский допрос разворачивается в четкой смысловой последовательности: «Что это такое?
В результате языковое значение распределяется через парные термины, в которых один член оппозиции подавляет другой. Но вот другой забавный старинный вопрос, который придумали мужчины: «Что хочет женщина?
Однако, задав вопрос, Фрейд так и не разрешил его [9]. Поговорим же немного об этих таинственных желаниях и о том, почему и как ставится вопрос «Что хочет женщина? Сама его формулировка: «Что хочет женщина? Мужская логика в этом вопросе работает безукоризненно: «Ну что может хотеть та, которая ничего не хочет?
И он по-своему развивает формулу «Что она хочет? Вот интересно, ничего себе! В этой фразе все словечки — одно к одному: женщина не может Вкратце напомню исходные рассуждения Лакана, во многом опирающегося на Фрейда. Женщина исключена из сферы «символического» [11] , т. Исключена из сферы «символического», поскольку ей не хватает фаллоса и, соответственно, на нее не распространяется основной принцип мужского универсума: угроза кастрации. Девочкам не дано бояться кастрации.
В системе Лакана фаллос именуется «трансцендентальное означающее» [12] , поскольку это первая данность, структурирующая мир субъекта.
В психоанализе именно с наличия фаллоса начинается мысленное переживание и сопротивление идее кастрации, а отсюда вытекает и построение языка, процесс означивания бессознательного.
Таким образом, наличие фаллоса выступает как априорное условие всех символических функций. Это далеко идущие умозаключения: они доходят даже до уровня телесности: если в своем развитии субъект не прошел стадию угрозы кастрации, его тело оказывается бесполым — ни мужским, ни женским. С точки зрения психоаналитика, основная характеристика женщины — нехватка нехватки. Ей не хватает нехватки?
Довольно любопытное рассуждение, на грани парадокса: ей не хватает нехватки. Однако сказать, что ей не хватает нехватки, это все равно что заявить, будто ей хватает нехватки, ибо ей не хватает нехватки нехватки.
Позвольте, возразят вам, но ей не хватает той самой Нехватки Нехватки фаллоса! Так что это очень и очень существенная Нехватка, а, значит, без мужчины женщина была бы неким бесполым созданием, неопределенным и неопределимым, не знающим себя, исключенным из сферы символических смыслов.
Но, к счастью, на сцене вовремя появляется герой-мужчина: разыгрывается история о Прекрасном Принце. Именно мужчина обучает женщину ведь мужчина всегда играет почетную роль Наставника и заставляет ее прочувствовать Нехватку, отсутствие и, в конце концов, Смерть [13]. И не кто иной, как мужчина, в итоге приводит женщину «в порядок», обучая ее азбучным истинам, которые якобы невозможно усвоить без мужского вмешательства.
Он преподает ей Закон Отца. Закон же гласит: «Без меня, без Абсолютного Верховного Бога-Отца степень абсолютности, заметим, прямо пропорциональна мере невероятности — без меня тебя бы не было, таков закон».
Можно подумать, без него она бы навек осталась в мучительном состоянии бесформенности, неупорядоченности, не просвещенная фаллической мудростью, погруженная в хаос, во тьму, в стихию «воображаемого», не понимая закон означающего. Да неужели без мужчины женщина не ощутила бы страх смерти, представляя себя вечной, бессмертной, или не смогла бы понять услады любви? Надо сказать, что мужчины необычайно усердно создают в культуре образ женщины под стать себе.
Вспомним «Похищение» фон Штейна: в этом произведении отлично схвачен момент, когда мужчина может, наконец, назвать женщину «своей». Это момент, когда он заставил ее ощутить страх смерти. Однако, сотворяя женщину под стать себе, мужчина сам становится пленником этой обоюдоострой диалектики.
Ведь предельно яркое выражение абсолютно женских черт характера — тип истерички, женщины-жертвы, созданной по образу и подобию творца. Истеричка — лукавый бесенок, вечно играющий масками и подобиями, мастер чудесных подмен. Она заводится и начинает плохо вести себя, но при этом ей удается вести за собой и отца, и психоаналитика, и учителя [14]. Она делает вид и подделывает симптомы, желания, делая все назло.
Что бы делали без истеричек почтенные психоаналитики, отцы и наставники! В истерике вибрирует неуловимая структура женственности, которая непрерывно порождает из себя образы других и одновременно стремится отделить от них свою самость.
Истеричка бесконечно транслирует образы, навязанные ей другими, не узнавая себя в них. Эти образы не пристают к ней, но она вынуждена им подыгрывать. Впрочем, нам всем приходилось это делать. Да, трудновато описать героиню, которой не хватает нехватки или не хватает нехватки нехватки.
Зато куда как легко описать и определить мужчину! Метафоры мужественности во все времена на виду: они украшают историю, как боевые знамена.
И, разумеется, всегда речь идет о битвах, сражениях или в крайнем случае о военной стратегии и хитрых расчетах. Мужчины вечно заняты расчетами, как бы побольше выиграть и поменьше потерять. Девиз классического литературного героя: «Я вычисляю, я весь в расчетах». Образчик мужской тактики — поведение Дон-Жуана.
